Однажды беседовали с друзьями о воздействии искусства. Припомнили рассказанный в печати красивейший случай — о том, как к человеку, потрясённому танцевальным искусством Махмуда Эсамбаева, прямо на концерте вернулась речь, способность говорить! (А утратил он речь на войне, от тяжёлой контузии). И потом этот человек стал постоянным зрителем и, кажется, даже другом артиста.
Читала об этом не раз, но тут неожиданно словно замкнулась цепочка в памяти и всплыло другое, мое собственное воспоминание. О зрительском подарке, необычном и исключительном даже для концертов Эсамбаева. Подумала: а вдруг это дарил тот самый зритель?.. В особой выразительности подарка угадывалась полновесность человеческой судьбы.
* * *
Дело было на концерте Эсамбаева в Москве, в Театре эстрады, в конце 60-х или начале 70-х годов. Зритель, сидевший в центре первого ряда, имел в запасе корзины, наполненные крохотными букетиками незабудок. (И как только уместились такие запасы в нешироком проходе между креслами и подножием сцены!) Мне, и вообще большинству публики, корзины были незаметны — без повода приглядываться.
Мое место находилось на галёрке, сидела с биноклем (спасибо, достала хотя бы такой билет). Сцена Театра эстрады большим полукругом выдвинута в зал, обзорность сверху очень неплохая, и довольно близко.
* * *
Эсамбаев всегда заканчивал концерты «Макумбой» — бразильским ритуальным танцем. (Его герой, своего рода жрец, побеждает злого духа ценой жизни, принося себя в жертву. «Соль» даже не в изображении финальной схватки и смерти, а в том, что жрец знает, на что идёт. Трагический, глубокий танец.) Когда занавес сомкнулся и закрыл сцену, то на виду осталась только неширокая дорожка по кромке просцениума, меж занавесом и рампой. Дорожка предназначалась для выходов артиста на поклоны. Так как она шла по окружности, то была довольно длинной. Существенно длиннее, чем на взгляд по прямой. Вы зачтите потом этот маленький штрих, хорошо?
Выходы Эсамбаева на поклоны — спектакль в спектакле! поклоны незабываемой красоты! И никакого самолюбования. Обоюдная передача благодарности, «взаимообмен токами». Воздух ещё продолжал «светиться» ореолом жизни, приносимой жрецом в дар, из любви к людям. А Эсамбаев уже создавал из поклонов новые произведения искусства, другую цепочку даров и дарения. В какую индивидуальную картину он развёртывал принятие от зрителей каждого подносимого букета, а их было море! Как рыцарственно провожал зрителей обратно в зал!..
Чрезвычайно подходил сюда и экзотический костюм из «Макумбы». Настоящий, преподнесённый артисту в Бразилии. Он подчёркивал ритуальность происходящего. Высокий головной убор из перьев больших птиц, облегающее недлинное одеяние из шкур леопарда или подобного зверя. Знаменитая на весь мир талия Махмуда — обнажена, голени — тоже. Над талией и над босыми ступнями (ступни запомнились босыми — а может, к ним были привязаны ремешками очень тонкие подошвы?) свисают настоящие звериные лапки, мягко покачиваются в такт шагам. Тайна и открытость, теплота и молниеносность. Избранность.
* * *
Длилась серия «поклонных» выходов Эсамбаева обычно минут двадцать (а может и тридцать, с учётом устного монолога, которым он в те годы одаривал зрителей уже «сверх» танцевальной программы, в самое-самое заключение концерта). И вот, с ПЕРВОГО же выхода, Зритель с Корзинами Незабудок начинает осыпАть букетиками и артиста и сценическую дорожку, во всю её длину! Так как большинству публики не видно корзин, то кажется — полетела нежно-голубая вереница от рук факира, нескончаемая и прямо из воздуха.
Букетики были такие миниатюрные — тоненькие и нежные, могли приминаться как трава, и, конечно, по ним безопасно можно было ходить босыми ногами.
Махмуд Эсамбаев встретил дар смущённо и бережно. Вообразите всю кошачью грацию и достоинство, свойственные этому артисту, — и как его идеальные, царственные ноги, да ещё украшенные лапками хищного зверя, — находили на полу один, другой свободный островок… чтобы не наступить на цветы! Чутко, пластично и — не теряя ведь темпа.
Но цветы, как по волшебству, продолжали осыпать артиста и сцену… и вскоре устлали всю дорожку сплошь… Артисту не оставалось ничего иного, как ИДТИ. По живой наслаивающейся россыпи цветов, словно по дощатому полу.
* * *
Он ступал по незабудкам, ноги утопали. Превознесённый, благодарный, растроганный (казалось, он не в состоянии говорить, задыхается от восхищения и душевного взлёта). Делал изысканные жесты, посылая свои несравненные поклоны Зрителю!
— А у того, видим, иссякли теперь его корзины!.. Конечно, в руках других зрителей ещё много «обычных» букетов дожидались своего вручения. Но без летящих незабудок казалось уже немыслимо — праздник оборвётся… Не рассчитал?.. Общий огорчённый вздох пронёсся по залу… Ах ты…
— И, вдруг, из-под сидений (тут уже все углядели)) были извлечены ещё, новые корзины! и — пошло по новому кругу…
Зал сходил с ума, аплодировал, восклицал, плакал, чуть что не кидался друг другу в объятия, и всё это на самой высокой, одухотворённой ноте. Эсамбаев, наклоняясь навстречу цветам, стал взмахами рук, раскрытых ладоней — перенаправлять летящие незабудки обратно в зал — голубые букетики от внезапности взлетали высоко и как фонтанчики ниспадали на зрителей первых рядов, а зрители, конечно, снова подхватывали их и снизу вверх снова осыпАли артиста!..
Больше ни разу, никогда не видела ничего подобного. Счастье целой жизни.
* * *
И самое главное, что нужно рассказать, а притом — именно это рассказать невозможно!.. — КАК этот человек, Зритель с Незабудками, совершал своё подношение… КАК от его рук возносились к Артисту цветы…
Постарайтесь поверить, пожалуйста, — именно это «как» было самым красивым! Вот, казалось, почему Артист настолько сильно взволнован и счастлив. Выразительность полёта увенчивала и превосходила собою всё! И очевидную даже в рассказе гениальную красоту замысла, и невероятное даже для очевидцев количество цветов. И неожиданную здесь — среди пышных, торжественных, ярких букетов — воздушность этой мириады крохотных светло-голубых облачков, и их бездонный символический смысл.
А ведь освещение и мизансцена позволяли разве едва-едва различить фигуру и руки дарившего. Какой магией этот Полёт Незабудок, его ритм и траектории, настолько совершенно выражали чувства человека… само биение его сердца… Каким единым дыханием жили этот зритель и сцена…
Ах, они оказались достойны друг друга — великий артист и великий поклонник.
* * *
Потому и думаю: может, тот самый человек?
Какой-то т-а-к-о-й контакт… т-а-к-о-е благоговейное раскрытие… приношение всего…
А как знать… может, это другая чья-то судьба. Ещё одна судьба и ещё одна безграничная благодарность.
— — —
Махмуд Алисултанович ЭСАМБАЕВ (15.07.1924 — 7.01.2000), танцовщик, народный артист СССР, президент Международного Союза деятелей эстрадного искусства, академик Международной Академии танца.
Это определение взяла в Интернете, возможно — из Википедии.
Добавлю: создатель собственной уникальной категории в театральном жанре «Танцы народов мира».
Опубликовано: https://proza.ru/2004/12/08-25
© Copyright: Лера Сейгина, 2004
Свидетельство о публикации №204120800025
Иллюстрации:
индийский танец «Золотой бог» — из книги: В. Загороднюк, «Маленькие тайны гордого Махмуда»
бразильский танец «Макумба» — из афиш и документальных фильмов о Махмуде Эсамбаеве